Нижеследующая лекция была прочитана Джозефом Кишором, национальным секретарем Партии Социалистического Равенства (США), в рамках Международной летней школы ПСР, которая проходила со 2 по 9 августа 2025 года. Это вторая часть лекции об истоках троцкизма, состоящей из двух частей.

В дополнение к этой лекции МСВС также публикует документ-первоисточник, написанный Львом Троцким, «Новый курс», опубликованный между декабрем 1923 и январем 1924 года, который является основополагающим документом Левой оппозиции. Мы призываем наших читателей изучить этот документ параллельно с данной лекцией.

В ближайшие недели МСВС опубликует все лекции, прочитанные в школе. 13 августа была опубликована вступительная лекция, подготовленная национальным председателем ПСР (США) Дэвидом Нортом, «Место расследования Безопасность и Четвертый Интернационал в истории троцкистского движения». Первая часть лекции об истоках троцкизма, прочитанная Кристофом Вандрайером, национальным секретарем Партии Социалистического Равенства (Германия), была опубликована 20 августа.

Первая часть этой лекции была посвящена теоретической и политической борьбе, которая привела к завоеванию власти в России рабочим классом под руководством большевиков в октябре 1917 года. Революция была не просто национальным событием, но первой реализацией теории перманентной революции Троцкого — стратегии, основанной на перспективе мировой революции, которая нашла организационное и политическое выражение в основании Коммунистического Интернационала в 1919 году.

Последующие годы после первой революционной волны, особенно между 1921 и 1924 годами, стали решающим поворотным пунктом. После семи лет империалистической и Гражданской войны Россия была экономически опустошена и социально истощена. Неспособность рабочего класса захватить власть в Европе оставила Советский Союз в изоляции. В ответ на тяжелейшие экономические условия советское правительство инициировало в марте 1921 года «новую экономическую политику» (НЭП) — временное и необходимое отступление, которое вновь ввело в действие определенные рыночные механизмы.

Однако НЭП также имел социальные и политические последствия. В сочетании с временной стабилизацией капитализма в Западной Европе он способствовала росту консервативных настроений внутри Коммунистической партии и государственного аппарата, наряду с возрождением национал-шовинистических тенденций. Следующий этап характеризовался непримиримой политической борьбой против этих тенденций. Начало было положено борьбой Ленина в последний период его жизни. Затем это выразилось в формировании Левой оппозиции и начале борьбы против антимарксистской теории «социализма в отдельно взятой стране». Именно в этот период Ленин и Троцкий заключили союз против растущего влияния бюрократии.

Последняя борьба Ленина против национализма и бюрократизма

Этот конфликт вращался вокруг ряда вопросов, которые, хотя и были взаимосвязаны как по содержанию, так и во времени, будут рассмотрены мною по отдельности.

Монополия внешней торговли

Во-первых, это был конфликт по вопросу монополии внешней торговли, который затрагивал отношения Советского Союза с мировым капитализмом, а с этим и фундаментальные предпосылки Октябрьской революции. Как вновь подтвердил Ленин в конце февраля 1922 года, перспективой, направлявшей революцию, был курс на мировую социалистическую революцию:

Но мы не доделали даже фундамента социалистической экономики. Это еще могут отнять назад враждебные нам силы умирающего капитализма. Надо отчетливо сознать и открыто признать это, ибо нет ничего опаснее иллюзий (и головокружения, особенно на больших высотах). И нет решительно ничего «страшного», ничего дающего законный повод хотя бы к малейшему унынию в признании этой горькой истины, ибо мы всегда исповедовали и повторяли ту азбучную истину марксизма, что для победы социализма нужны совместные усилия рабочих нескольких передовых стран» [Ленин, «Заметки публициста» // ПСС, т. 44, с. 418; курсив додавлен].

НЭП, введенный годом ранее, понимался советским правительством как временное отступление, вызванное экономическим опустошением России и провалом послевоенной революционной волны в Европе. «С тем большим правом мы могли принять, что, если европейский пролетариат завоюет власть в 1919 году, то он возьмет на буксир нашу отсталую в хозяйственном и культурном смысле страну, поможет нам технически и организационно, и таким образом даст нам возможность, путем исправления и изменения методов нашего военного коммунизма, прийти к действительному социалистическому хозяйству», — заметил Троцкий в 1922 году. НЭП мог быть устойчивым без подрыва основ рабочего государства только при строгом контроле, особенно над внешней торговлей, чтобы не открыть для империализма возможность «скупить» советскую экономику.

Однако НЭП также создал социальную базу внутри Советской России для большей либерализации рыночных отношений, что нашло отражение внутри партии. К началу 1922 года на партию усиливалось давление с целью ослабления монополии внешней торговли для поощрения иностранных инвестиций и успокоения слоев мелкой буржуазии и крестьянства. Ленин отреагировал на эту угрозу решительным образом. В письме Льву Каменеву от 3 марта он настаивал, что брешь в монополии будет на руку иностранным капиталистам, которые «уже теперь взятками скупают наших чиновников и “вывозят остатки России”» (Ленин, ПСС, т. 44, с. 428).

К маю 1922 года Ленин внес в Политбюро предложение об укреплении монополии внешней торговли и получил неохотное согласие Сталина, который написал, что хотя он поддерживает предложение, «такое ослабление [монополии] остается неизбежным». Троцкий поддержал позицию Ленина, и 22 мая Центральный комитет принял требования Ленина.

Ленин перенес первый инсульт 26 мая 1922 года. Ухудшение здоровья главного лидера большевистской партии совпало с шагами по изоляции Троцкого. В июле 1922 года ходили слухи о предложении удалить Троцкого из Центрального комитета, что вызвало яростную критику Ленина, который написал Каменеву, что такой акт был бы «верхом нелепости» [Записка Л.Б. Каменеву, между 14 и 18 июля 1922 г.]. Затем 6 октября, в отсутствие Ленина из-за болезни, Центральный комитет принял еще одну резолюцию, ослабляющую монополию внешней торговли, отменив решение, принятое всего пять месяцев назад.

Расценив это как личный удар и симптом политического вырождения, Ленин перешел в наступление, образовав по этому вопросу союз с Троцким. Последнее публичное выступление Ленина состоялось на IV Конгрессе Коммунистического Интернационала в ноябре-декабре 1922 года. На этом Конгрессе Троцкий выступил с всесторонним докладом о ситуации, стоящей перед советским правительством, в котором подчеркивал глобальный контекст революции и развивал темы, о которых Ленин писал в начале года:

Мы все еще живем в капиталистическом окружении… Монополия внешней торговли имеет для нас принципиальное значение. Она служит одним из средств защиты против капитализма, который, конечно, не прочь бы на известных условиях скупить зарождающийся социализм, после того, как он оказался не в силах раздавить его военным путем» (Троцкий, «Новая экономическая политика Советской России и перспективы мировой революции», 14 ноября 1922 г.).

В серии писем, написанных в середине декабря 1922 года, Ленин настаивал на ключевой роли вопроса о внешней торговле и стремился формализовать союз с Троцким, чтобы отменить решение ЦК, принятое в октябре. В письме Сталину он осудил действия Николая Бухарина против этой монополии:

На практике Бухарин становится на защиту спекулянта, мелкого буржуа и верхушек крестьянства против промышленного пролетариата, который абсолютно не в состоянии воссоздать своей промышленности, сделать Россию промышленной страной без охраны ее никоим образом не таможенной политикой, а только исключительно монополией внешней торговли… Поэтому, с точки зрения пролетариата и его промышленности, данная борьба имеет самое коренное, принципиальное значение» (Ленин, «О монополии внешней торговли» // ПСС, т. 45, с. 336).

В тот же день Ленин написал записку Троцкому, в которой говорил: «Во всяком случае, я бы очень просил Вас взять на себя на предстоящем пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости сохранения и укрепления монополии внешней торговли» [ПСС, т. 54, с. 324]. В последующем письме Троцкому от 15 декабря он подтвердил: «Я считаю, что мы вполне сговорились. Прошу Вас заявить на пленуме о нашей солидарности» [там же, с. 325]. Предложение было принято, но почти сразу, после второго инсульта, Центральный комитет предпринял действия, чтобы предотвратить дальнейшее общение с Лениным по политическим вопросам, ссылаясь на заботу о его здоровье. Сталин был поставлен контролировать исполнение этого решению.

21 декабря Ленин написал Троцкому: «Как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление…» [там же, с. 327-328]. На следующий день Сталин грубо обругал Надежду Крупскую, жену Ленина, за то, что она позволила Ленину продиктовать письмо Троцкому. Ленин не знал об этом инциденте до марта 1923 года, а когда узнал, то это способствовало призыву Ленина к смещению Сталина с поста генерального секретаря, к чему мы еще вернемся.

Борьба против великорусского шовинизма

Еще более фундаментальный вопрос возник параллельно во второй половине 1922 года: борьба против возрождения русского национализма в руководстве большевистской партии.

Большевистская революция основывалась на интернационализме, — не только в своей ориентации на мировую революцию, но и во внутренней политике по отношению к угнетенным национальностям бывшей царской империи. Октябрьская революция обещала самоопределение и равенство угнетенным народам, долго страдавшим под царским и великорусским гнетом. Но с частичной стабилизацией советского государства при НЭП мощное националистическое давление начало вновь заявлять о себе.

Ключевым вопросом стало предложение Сталина включить нерусские республики — Украину, Грузию, Азербайджан, Армению и другие, — в состав РСФСР в рамках «автономизации», что фактически восстанавливало бы великорусское доминирование. 26 сентября 1922 года Ленин предложил вместо этого образование Союза Советских Социалистических Республик, который был бы федерацией равных республик с формальным правом выхода.

По плану Ленина, РСФСР была бы подчинена новым федеральным исполнительным органам, как и остальные республики, что поставило бы их всех на равную основу. Мы писали о значении этой позиции не так давно, в связи с атакой Путина на Ленина именно по этому вопросу.

На заседании 6 октября 1922 года Центральный комитет принял резолюцию, основанную на предложении Ленина, — на том же заседании, где было принято предложение об ослаблении монополии внешней торговли. В письме Каменеву от 6 октября Ленин заявил:

Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть. Как только избавлюсь от проклятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами. Надо абсолютно настоять, чтобы в союзном ЦИКе председательствовали по очереди русский, украинец, грузин и т. д. Абсолютно!» (Ленин, «Записка Л.Б. Каменеву о борьбе с великодержавным шовинизмом» // ПСС, т. 45, с. 214).

Конфликт между Российской коммунистической партией и руководством Коммунистической партии Грузии был в центре спора по национальному вопросу. В конце ноября стало известно, что Серго Орджоникидзе, действуя как посланник Сталина в Грузии, физически напал на члена Центрального комитета Грузии во время спора, что Ленин осудил в самых резких выражениях.

30–31 декабря Ленин подвел итоги вопроса в продиктованной им записке «К вопросу о национальностях или об “автономизации”». В этом документе Ленин подверг уничтожающей критике то, что он назвал всей «истинно русской» бюрократической тенденцией, растущей в государственном аппарате, из-за того, что советское правительство существовало «пять лет при отсутствии помощи от других стран и при преобладании “занятий” военных и борьбы с голодом…» Он предупредил:

При таких условиях очень естественно, что «свобода выхода из союза», которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке» (Ленин, «К вопросу о национальностях или об “автономизации”», 30–31 декабря 1922 г. // ПСС, т. 45, с. 357).

Ленин прямо идентифицировал «торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого “социал-национализма”», как движущую силу усилий бюрократической централизации. Навязывание русского доминирования под прикрытием советского единства вилось бы предательством пролетарского интернационализма, на который опиралась Октябрьская революция. Ленин писал:

Вот почему в данном случае коренной интерес пролетарской солидарности, а следовательно и пролетарской классовой борьбы, требует, чтобы мы никогда не относились формально к национальному вопросу, а всегда учитывали обязательную разницу в отношении пролетария нации угнетенной (или малой) к нации угнетающей (или большой)» (там же, с. 360).

И в форме прямого политического обвинения Ленин заявил:

Политически-ответственными за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского» [там же, с. 361].

Рост бюрократизма и последний блок Ленина с Троцким

Социальные процессы, стоявшие за этими спорами, коренились в росте советской бюрократии. Экономические уступки, сделанные крестьянству и мелкобуржуазным слоям при НЭПе, создали плодородную почву для возрождения буржуазных и националистических настроений. Как объяснял товарищ Норт:

Возрождение националистических настроений выражало не только мировоззрение крестьянства, но и настроения кадров растущей бюрократии, которая все больше смотрела на революцию с точки зрения привилегий, которые эта революция давала тем, кто занимал привилегированное положение в новом национальном советском государстве» («Ленин, Троцкий и истоки Левой оппозиции», Дэвид Норт, ноябрь 1993 г.).

Как позже заметил Троцкий: «Бюрократ говорит: “Не всё для мировой революции, кое-что и для себя”. Но на деле выходит, что он оставляет для себя всё, а для мировой революции — ничего». Сам Ленин с растущей ясностью осознавал эти опасности на протяжении всего рассматриваемого периода. В своем политическом отчете XI съезду партии в марте 1922 года он описал центральное противоречие, стоящее перед советским государством:

Но если взять Москву — 4700 ответственных коммунистов — и взять эту бюрократическую махину, груду, — кто кого ведет? Я очень сомневаюсь, чтобы можно было сказать, что коммунисты ведут эту груду. Если правду говорить, то не они ведут, а их ведут… не получилось ли тут так, что 4700 коммунистов (почти целая дивизия, и все самые лучшие) оказались подчиненными чужой культуре? Правда, тут может как будто получиться впечатление, что у побежденных есть высокая культура. Ничего подобного. Культура у них мизерная, ничтожная, но все же она больше, чем у нас. Как она ни жалка, как ни мизерна, но она больше, чем у наших ответственных работников-коммунистов, потому что у них нет достаточного уменья управлять» (Ленин, ПСС, т. 45, с. 95–96).

Это предупреждение отражало растущее осознание Лениным того, что культурные и политические завоевания революции подрываются той самой отсталостью, которую советское государство стремилось преодолеть.

На XI съезде партии (март–апрель 1922 года) было принято, казалось бы, второстепенное решение, которое будет иметь роковые последствия: выдвижение Сталина на вновь созданный пост генерального секретаря. Этот шаг был поддержан Зиновьевым и Каменевым в противовес Троцкому. Ленин, который участвовал в работе съезда лишь эпизодически, высказал свои опасения относительно политического характера Сталина, сделав свое знаменитое замечание: «Этот повар будет готовить только острые блюда». Однако, считая этот пост в то время незначительным, он не заблокировал назначение.

Значительный эпизод в развитии этого зарождающегося бюрократического слоя произошел в августе 1922 года на XII партийной конференции, которая впервые узаконила материальные привилегии для ведущих партийных работников. В своем анализе роста бюрократии Вадим Роговин придает ключевое значение этому изменению:

На проходившей во время болезни Ленина XII партконференции (август 1922 года) впервые в истории партии был принят документ, узаконивавший эти привилегии. Речь идёт о резолюции конференции «О материальном положении активных партработников», в которой было чётко определено число «активных партработников» (15 325 человек) и введена строгая иерархизация их распределения по шести разрядам. По высшему разряду должны были оплачиваться члены ЦК и ЦКК, заведующие отделами ЦК, члены областных бюро ЦК и секретари областных и губернских комитетов» (Роговин, Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы).

Опасения Ленина углубились после его возвращения к активной политической жизни осенью 1922 года, после первого инсульта. Теперь он столкнулся с партийным и государственным аппаратом, все больше формируемым под влиянием Сталина.

В начале декабря 1922 года, когда конфликт по вопросу монополии внешней торговли и борьба против национал-шовинизма достигли апогея, Ленин провел то, что станет его последним политическим разговором с Троцким. Темой была борьба с растущим бюрократизмом в советском аппарате. Троцкий позже пересказал этот разговор в Сталинской школе фальсификаций:

Ленин вызвал меня к себе, в Кремль, говорил об ужасающем росте бюрократизма… Он предлагал создать специальную комиссию при ЦК и приглашал меня к активному участию в работе. Я ему ответил: … «сейчас в борьбе с бюрократизмом советского аппарата нельзя забывать, что и на местах и в центре создается особый подбор чиновников и спецов, партийных, беспартийных, вокруг известных партийных руководящих групп и лиц, в губернии, в районе, в центре, т.е. при ЦК.

Владимир Ильич подумал минуту и — тут я приведу почти что дословно его слова, — сказал так: «Я говорю, стало быть, о том, что надо бороться с советским бюрократизмом, а Вы предлагаете к этому прибавить и Оргбюро ЦК?».

Я ответил: «Пожалуй, что так».

Тогда Владимир Ильич говорит: «Ну что же, — предлагаю блок».

Я сказал: «С хорошим человеком блок очень приятно заключить» (Троцкий, «Письмо в Истпарт ЦК ВКП(б)», 21 октября 1927 г.].

«Завещание» Ленина и незаконченная борьба против Сталина

Последние месяцы активной политической жизни Ленина — между декабрем 1922 и мартом 1923 года — были отмечены глубоким и усиливающимся осознанием кризиса, охватившего Коммунистическую партию и советское государство. Хотя его все более одолевала болезнь, включая второй инсульт 15 декабря, Ленин продолжал диктовать письма и политические заметки, — серию документов, известных как «Завещание». Эти заметки представляют собой самое ясное предупреждение Ленина об опасностях, порожденных бюрократическим перерождением партии.

23–25 декабря 1922 года Ленин продиктовал письмо, адресованное предстоящему XII съезду партии. Размышляя о классовых противоречиях внутри советского общества, Ленин предупредил о лежащей в основе революции нестабильности и опасности раскола в Коммунистической партии:

Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол» (Ленин, «Письмо к съезду», 23 декабря 1922 г. // ПСС, т. 45, с. 344).

Переходя к оценке руководства Коммунистической партии, он написал:

Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью.

С другой стороны, тов. Троцкий… отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела (там же, с. 345).

В размышлениях Лениным по поводу отдельных личностей в руководстве большевистской партии присутствовало понимание социальных сил и давлений, которые, как писал Ленин, «способны ненароком привести к расколу». Как пояснял товарищ Норт:

Можно спросить, почему Ленин придавал такое огромное политическое значение личной неприязни этих двух людей? Ленин неоднократно выступал против вульгарной тенденции сводить сложные политические проблемы на уровень личностей и их субъективных намерений. Он, конечно, не изменил своего подхода к политическим проблемам. Скорее всего, дело в том, что Ленин распознал в хронической напряженности между Троцким и Сталиным проявление реальных социальных конфликтов внутри большевистской партии, которые по сути своей были отражением социальных противоречий, угрожавших русской революции» (Д. Норт, «Ленин, Троцкий и истоки Левой оппозиции»).

4 января 1923 года Ленин резко выступил против Сталина, прямо призвав к его удалению с поста генерального секретаря:

Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение» (Ленин, «Добавление к письму от 24 декабря 1922 г.» // ПСС, т. 45, с. 346).

5 марта 1923 года Ленин снова написал Троцкому, призывая его отстаивать их совместную позицию по национальному вопросу. В тот же день Ленин отправил письмо Сталину, угрожая разорвать личные отношения. Ссылаясь на более ранний звонок, во время которого Сталин обругал Крупскую за то, что она позволила Ленину продиктовать письмо Троцкому, Ленин написал:

Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения» (Ленин, «Товарищу Сталину», 5 марта 2023 года. // ПСС, т. 54, с. 329–330).

Ленин намеревался вынести все эти вопросы на рассмотрение XII съезда партии и начать открытую борьбу, в союзе с Троцким, против бюрократического перерождения партийного руководства.

Но этому не суждено было сбыться. Пять дней спустя, 10 марта 1923 года, Ленин перенес третий инсульт, который сделал его почти полностью недееспособным. Он умер десять месяцев спустя, 21 января 1924 года. Завещание Ленина было скрыто сталинской фракцией, но борьба, которую он вел в последние годы своей жизни, была продолжена и развита Левой оппозицией.

Основание Левой оппозиции: От поражения немецкой революции к «Новому курсу»

Возникновение Левой оппозиции в 1923 году было сознательным политическим ответом на растущее бюрократическое перерождение Советского Союза. Как мы подчеркивали, это перерождение было укоренено в объективных условиях, с которыми столкнулось советское государство после Октябрьской революции и разрушительной Гражданской войны. Однако, как подчеркивал товарищ Норт, отвечая на фаталистические апологии сталинистского историка Эрика Хобсбаума, объективные условия находят свое выражение в политической борьбе:

Разногласия, которые проявились в Российской коммунистической партии после 1921 года, свидетельствуют о том, что объективные условия породили широкий спектр реакций. То, как лидеры партии реагировали на проблемы, и тенденции, которые развились в связи с этими реакциями, отражали не только их различные оценки объективных условий, но и их связь с различными и даже взаимно враждебными социальными силами» (David North, “Leon Trotsky and the Fate of Socialism in the Twentieth Century: A Reply to Professor Eric Hobsbawm,” in The Russian Revolution and the Unfinished 20th Century)

Один полюс этого разрастающегося конфликта представляли Троцкий и Левая оппозиция, которые выражали интересы промышленного пролетариата и программу мировой социалистической революции. Другим полюсом была клика вокруг Сталина, которая все больше выражала мировоззрение и материальные интересы растущей бюрократической касты.

Письмо Троцкого от 8 октября и Заявление 46-ти

Между третьим инсультом Ленина 10 марта 1923 года и осенью того же года пролегло важнейшее политическое, если можно так выразиться, «междуцарствие». Троцкий воздерживался в течение нескольких месяцев от начала открытого политического наступления, надеясь, что здоровье Ленина может улучшиться, и что их блок может быть возрожден.

В течение лета 1923 года Сталин, становясь все более доминирующей фигурой в правящей «тройке» вместе с Зиновьевым и Каменевым, предпринимал просчитанные шаги для консолидации своего контроля над партийным аппаратом, включая отстранение союзников Троцкого, таких как Раковский и Преображенский с их постов. Тем временем экономическая ситуация в Советском Союзе резко ухудшалась. Так называемый «кризис ножниц» — растущий разрыв между промышленными и сельскохозяйственными ценами — достиг к осени критической точки. Заводские директора были не в состоянии выплачивать зарплату рабочим, в то время как крестьянство испытывало давление из-за неблагоприятных условий обмена. Волна забастовок прокатилась по крупным промышленным центрам.

Контролируемое «тройкой» Политбюро отказалось даже рассмотреть предложения Троцкого по решению чрезвычайной ситуации. Эти предложения фокусировались на необходимости большего экономического планирования и развития государственной промышленности. На фоне событий в Германии, где ситуация созрела для революции, способной резко изменить международную ситуацию, Троцкий пришел к заключению, что необходимо немедленно начать открытую борьбу.

8 октября 1923 года Троцкий направил письмо в Центральный комитет и Центральную контрольную комиссию РКП(б) — документ «эпохального значения», как назвал его товарищ Норт, в редакционной статье, опубликованной в органе МКЧИ International Workers Bulletin в октябре 1993 года, когда документ был впервые переведен на английский язык. Этим письмом были заложены политические основы Левой оппозиции (см.: «По поводу основания Левой оппозиции»).

Письмо стало объявлением войны бюрократическому перерождению партии. Оно начиналось с констатации того, что «крайнее ухудшении внутрипартийной обстановки имеет две причины»:

а) в корне неправильный и нездоровый внутрипартийный режим и б) недовольство рабочих и крестьян тяжелым экономическим положением, которое сложилось не только в результате объективных трудностей, но и в результате явных коренных ошибок хозяйственной политики» («Письмо Л. Д. Троцкого членам ЦК и ЦКК РКП(б) от 8 октября 1923 г.»).

Троцкий показывает, как режим секретарского подбора под руководством Сталина создал самовоспроизводящуюся иерархию назначенцев. Эти секретари, неподотчетные рядовым членам партии, отбираются не вследствие их политической подготовки или революционного опыты, а благодаря их лояльности правящей клике. Троцкий предупреждал, что «внутренние нарывы» назревают по всей партии, и что подавление дискуссий будет только загонять оппозицию в подполье, рискуя привести к возникновению нелегальных группировок.

Затем он обратился к экономической ситуации. НЭП, будучи временным отступлением, требовал тщательного и сознательного экономического планирования, чтобы избежать усиления капиталистических элементов за счет социалистических. Троцкий указал на непоследовательность экономической политики. Он предупредил, что важные решения «решаются в Политбюро наспех» без опоры на план или научное прогнозирование. Развывшийся «кризис ножниц» подрывал союз между пролетариатом и крестьянством.

Все это, заключал Троцкий, указывало на экзистенциальную угрозу революции. Партия, писал он, вступает «в самую может быть ответственную эпоху своей истории с тяжелым грузом ошибок своих руководящих органов».

Для многих наиболее опытных марксистских лидеров партии письмо стало точкой сплочения. 15 октября, всего неделю спустя, сорок шесть видных старых большевиков отправили «Заявление» в Политбюро, поддерживая анализ Троцкого и закладывая основы Левой оппозиции. «Заявление» предупреждало, что экономический кризис невероятно усугубляется внутренним партийным режимом:

…мы наблюдаем все более прогрессирующее, уже почти ничем не прикрытое разделение партии на секретарскую иерархию и «мирян», на профессиональных партийных функционеров, подбираемых сверху, и прочую партийную массу, не участвующую в общественной жизни… В результате искаженного такими узкими расчетами партийного руководства партия в значительной степени перестает быть тем живым самодеятельным коллективом, который чутко улавливает живую действительность, будучи тысячами нитей связанным с этой действительностью… мы на деле имеем односторонний, приспособляемый к взглядам и симпатиям узкого кружка подбор людей и направление действий… Хозяйственный кризис в Советской России и кризис фракционной диктатуры партии, в случае, если бы создавшееся положение не было в ближайшем будущем радикально изменено, нанесут тяжелые удары рабочей диктатуре в России и Российской Коммунистической партии» («Заявление 46-ти»).

«Новый курс» и битва за партию

На этом этапе нарождающийся бюрократический аппарат еще не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы просто подавить разрушительную критику, выдвинутую Троцким и ведущими большевиками, подписавшими «Заявление 46-ти». Троцкий пользовался глубоким уважением в рабочем классе и среди партийных кадров. Руководство было вынуждено пойти на определенные тактические уступки.

5 декабря 1923 года Центральный комитет принял резолюцию «О партстроительстве», которая, по крайней мере на бумаге, одобрила несколько ключевых критических замечаний Троцкого, включая его предупреждение о бюрократизации внутреннего партийного режима.

Троцкий сопроводил резолюцию работой «Новый курс (Письмо к партийным собраниям)», которая была опубликована в Правде 11 декабря, призывая к полному осуществлению положений резолюции. «Центр тяжести, неправильно передвинутый при старом курсе в сторону аппарата, ныне, при новом курсе, должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправления партии, как организованного авангарда пролетариата» («Письмо к партийным совещаниям» в брошюре «Новый курс»).

Сталин и представляемый им растущий бюрократический слой отреагировали на это, начав атаку на Троцкого и стремясь нивелировать значение принятой резолюции. 15 декабря Сталин опубликовал статью в Правде, вытаскивая на свет старые дооктябрьские разногласия, чтобы изобразить Троцкого давним противником ленинизма. Началась кампания исторической фальсификации.

Троцкий ответил серией статей, обращенных к членам партии и опубликованных между декабрем и январем 1924 года. В этих статьях, собранных в брошюре Новый курс, Троцкий сформулировал политические основы Левой оппозиции и развил аргументы, сформулированные в письме от 11 октября. Названия глав этой работы отражают основные вопросы, которые затрагивал Троцкий: «Вопрос о партийных поколениях»; «Общественный состав партии»; «Группировки и фракционное образования»; «Бюрократизм и революция»; «Традиция и революционная политика»; «”Недооценка” крестьянства; «Плановое хозяйство («№ 1042»)».

Троцкий подчеркивал, что проблемы, стоящие перед партией во все более сложной социальной и экономической ситуации, усугубляемой изоляцией революции, могут быть решены только путем активного участия в работе партии ее рядовых членов и повышения их политического уровня:

Вся предшествующая работа по чистке партии, по повышению ее политической грамотности и теоретического уровня, наконец, по установлению стажа для партийных должностных лиц может получить свое завершение только в расширении и углублении самодеятельности всего партийного коллектива, как единственной серьезной гарантии против всех опасностей, связанных с новой экономической политикой и затяжным развитием европейской революции» (Предисловие к «Новому курсу», январь 1924 г.).

Троцкий подчеркивал взаимосвязь между провалом немецкой революции, к которому мы вскоре обратимся, и настоятельную потребность в изменении характера партии в Советском Союзе. «Приближение германских событий заставило партию встрепенуться, — писал он. — Именно в этот момент с особенной остротой обнаружилось, до какой степени партия живет на два этажа: в верхнем — решают, в нижнем — только узнают о решениях» («Вопрос о партийных поколениях», 23 декабря 1923 г.).

Сдвиг во внутреннем режиме был «отсрочен», покуда разворачивались события в Германии. «Когда выяснилось, что эта развязка ходом вещей отодвинута, партия поставила в порядок дня вопрос о новом курсе» (там же).

Подчеркивая объективные и международные факторы, лежащие в основе опасностей, стоящих перед советским государством, Троцкий в то же время подчеркнул роль субъективного фактора, как реагирует партии. «История делается через людей, но люди вовсе не всегда сознательно делают историю, в том числе и свою собственную», — писал он.

В последнем счете вопрос, конечно, будет разрешен большими факторами международного значения: ходом революционного развития в Европе и темпом нашего хозяйственного строительства. Но фаталистически возлагать всю ответственность на эти объективные факторы так же неправильно, как и искать гарантий только в своем субъективном радикализме, унаследованном от прошлого. При одном и том же революционном заряде и при одних и тех же международных условиях партия может лучше или хуже противостоять разлагающим тенденциям, в зависимости от сознательности, с какой она относится к опасностям, и от активности, с какой она борется против них» («Общественный состав партии», в брошюре «Новый курс).

Месяцем позже, 21 января 1924 года, Ленин умер. В то же время Сталин и его союзники созвали XIII партийную конференцию и начали кампанию очернения в адрес Троцкого и Левой оппозиции.

«Уроки Октября», «литературная дискуссия» 1924 года и принятие теории «социализма в отдельно взятой стране»

Одновременно с этими внутренними конфликтами события за пределами Советского Союза оказали огромное влияние на будущий курс политического развития, — прежде всего провал Германской революции 1923 года.

Бюрократизация советского государства была как причиной, так и следствием продолжающейся изоляции мировой революции на протяжении середины-конца 1920-х годов. По мере того как бюрократия набирала силу, она подрывала способность Коминтерна проводить революционную политику, что, в свою очередь, укрепляло националистическое давление внутри Советского Союза. Провал Германской революции стал важнейшим поворотным пунктом.

Германская революция 1923 года: Упущенная возможность и ее последствия

Я не могу в ходе этой лекции дать детализированный обзор событий 1923 года, которые рассмотрел в своем замечательном эссе «Немецкий октябрь: Пропущенная революция 1923 года» товарищ Петер Шварц. Но необходимо дать общий взгляд, чтобы понять последующие события.

Летом и осенью 1923 года условия в Германии достигли точки кипения. Гиперинфляция сделала валюту ничего не стоящей, что было усугублено французской оккупацией Рурского промышленного региона. Миллионы были ввергнуты в нищету. По Германии прокатилась волна забастовок, кульминацией чего стала всеобщая забастовка 10 августа, которая привела к падению правительства канцлера Вильгельма Куно. Тем временем реакционные силы готовили заговоры и восстания.

Именно в этом контексте Политическое бюро РКП(б) по настоянию Троцкого приняло резолюцию 21 августа, инструктируя Коминтерн о том, чтобы готовиться к революции в Германии. Были подготовлены планы поставки оружия, советские советники отправились в Германию, а Коммунистическая партия Германии (КПГ) начала создавать рабочую милицию. Влияние КПГ стремительно росло в рабочем классе, в то время как социал-демократов все больше презирали. Это была крайне благоприятная революционная ситуация.

Сталин, выражая консервативные инстинкты советской бюрократии, хотел отступить. В письме Зиновьеву от 7 августа 1923 года он говорил: «По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять». Троцкий, напротив, настаивал, что к революции нужно готовиться решительно и срочно. Он призвал КПГ установить четкую дату для восстания и предупредил, что возможность не будет длиться вечно.

К концу сентября Германия находилась в чрезвычайном положении. 1 октября провалившийся путч правых военных подчеркнул нестабильность Веймарского режима. И все же 21 октября, когда КПГ готовилась вот-вот возглавить восстание, она внезапно его отменила, — всего через две недели после письма Троцкого от 8 октября. Решение об отступлении, вызванное колебаниями среди немецкого и русского руководства, обернулось политическим фиаско. Решение не дошло вовремя до Гамбурга, где произошло изолированное восстание, разгромленное в течение трех дней.

Провал в Германии усилил изоляцию Советского Союза и нанес деморализующий удар по международному рабочему классу. Его последствия будут отражаться на протяжении всего XX века, поскольку это усилило силы реакции, которые привели, спустя десятилетие — и при содействии суицидальной политики Коминтерна и социал-демократии — Гитлера к власти в 1933 году.

Уроки Октября

Осенью 1924 года Троцкий написал предисловие к третьему тому собрания своих речей и статей за 1917 год. Опубликованная под названием Уроки Октября, эта работа стала основополагающим документом Левой оппозиции.

Определенные фундаментальные концепции нашли свое выражение в этом документе. Во-первых, Троцкий понимал, что в ходе растущего конфликта внутри партии настоятельно требовалось привнести в рабочий класс исторический опыт революции. Троцкий также понимал, что конфликт с бюрократией будет вестись не только по поводу программы и политики, но и по поводу интерпретации самой истории.

«Надо, чтобы вся партия и особенно ее молодые поколения, — писал он, — проработали шаг за шагом опыт Октября, который дал величайшую, неоспоримую, безапелляционную проверку прошлого и открыл широкие двери будущему». Он начал эссе с упоминания о крайне недостаточном внимании со стороны партии относительно своего собственного революционного опыта. «Совершив переворот, мы как бы решили, что повторять его нам все равно не придется. От изучения Октября, условий его непосредственной подготовки, его совершения, первых недель его закрепления мы как бы не ждали прямой и непосредственной пользы для неотложных задач дальнейшего строительства» (Уроки Октября).

Во-вторых, Троцкий подходил к историческому разъяснению Октября не только с точки зрения внутренних соображений, но и как к насущному вопросу для международного пролетариата. Он отвергал идею, что Октябрьская революция была только лишь национальным событием, настаивая на том, что это был всемирно-исторический опыт рабочего класса. Мы — часть Интернационала, — писал он, — а пролетариат всех других стран только еще стоит перед разрешением своей “октябрьской” задачи».

В дополнение к опыту в Германии, отметил Троцкий, Коммунистическая партия Болгарии упустила «исключительно благоприятный момент для революционного действия» в июне 1923 года, а затем начала неподготовленное и авантюристическое восстание в сентябре.

В Германии, где объективные условия были более благоприятными, чем в России в 1917 году, отсутствие дальновидного и решительного руководства привело к упущенной революционной возможности всемирно-исторического значения. Троцкий писал: «Конечно, одного изучения Октябрьской Революции недостаточно для победы в других странах; но могут быть условия, когда все предпосылки для революции налицо, кроме дальнозоркого и решительного партийного руководства, основанного на понимании законов и методов революции. Таково именно было положение в прошлом году в Германии».

В-третьих, ключевой вывод, который Троцкий сделал из опыта Октября, — это решающая роль революционной партии. «Основным инструментом пролетарского переворота служит партия. На основании нашего опыта, взятого хотя бы только на протяжении года (от февраля 1917 до февраля 1918), и на основании дополнительного опыта в Финляндии, Венгрии, Италии, Болгарии, Германии можно установить, почти что в качестве непреложного закона, неизбежность партийного кризиса при переходе от подготовительной революционной работы к непосредственной борьбе за власть».

Каждый серьезный тактический поворот, по словам Троцкого, привносит в партию трение и кризис. «Отсюда вырастает опасность: если поворот слишком крут или слишком внезапен, — предупреждал он, — а предшествующий период накопил слишком много элементов инерции и консерватизма в руководящих органах партии, партия оказывается неспособной осуществить свое руководство в наиболее ответственный момент, к которому она готовилась в течение годов или десятилетий. Партия разъедается кризисом, а движение идет мимо нее — к поражению».

Революционная партия, писал он, всегда «находится под давлением других политических сил». Во время кризиса или резкого поворота способность партии противостоять этим давлениям ослабевает. «Отсюда постоянная возможность того, что внутренние группировки в партии, вырастающие из необходимости тактического поворота, могут далеко перерасти свои исходные пункты и послужить опорой для различных классовых тенденций. Проще сказать: партия, которая не идет в ногу с историческими задачами своего класса, становится или рискует стать косвенным орудием других классов».

Это понимание не только давало диагноз кризиса партии в 1917 году, но и предупреждало о кризисе, с которым она столкнулась в 1924 году. Троцкий дал ясно понять, что в момент восстания то, что было подспудной путаницей, вышло на поверхность:

Все, что в партии остается нерешительного, скептического, соглашательского, капитулянтского — меньшевистского, — поднимается против восстания, ищет для своей оппозиции теоретических формул и находит их готовыми — у вчерашних противников — оппортунистов. Это явление мы будем еще наблюдать не раз.

В-четвертых, эссе Троцкого не было написано в духе фракционных интриг. Он прямо отвергал использование конфликтов 1917 года для мелочных обвинений. «Можно, правда, указать на то, что нельзя изучать Октябрь и даже издавать октябрьские материалы, не вороша при этом старые разногласия. Но такой подход к вопросу был бы слишком уж ничтожным. Разумеется, разногласия 1917 г. были очень глубоки и отнюдь не случайны. Но было бы слишком мизерно пытаться делать из них теперь, спустя несколько лет, орудие борьбы против тех, кто тогда ошибался. Еще недопустимее, однако, было бы из-за третьестепенных соображений персонального характера молчать о важнейших проблемах октябрьского переворота, имеющих международное значение».

Целью Троцкого было поднять политический уровень всей партии, в особенности ее молодых слоев. Только на основе ясности — прежде всего исторической ясности — партия могла преодолеть нарастающие внутренние опасности и выполнить свою роль в качестве руководства международной революцией.

Основная часть документа представляет собой обзор внутренних конфликтов в большевистской партии в 1917 году, — конфликтов, которые в значительной степени были неизвестны широкому партийному составу, и которые были рассмотрены в предыдущей лекции Кристофа. Он рассказал о первоначальной оборонческой и примиренческой позиции Сталина и Каменева после Февральской революции; о резком сопротивлении многих ведущих большевиков против Апрельских тезисов Ленина; а также об оппозиции Зиновьева и Каменева самому восстанию, которое привело рабочий класс к власти.

Именно это сделало Уроки Октября такой зримой угрозой для сталинского аппарата. Реакцией стала систематическая кампания по изоляции и дискредитации Троцкого. Каменев, Зиновьев и Сталин развернули «литературную дискуссию» — тщательно спланированную идеологическую кампанию клеветы и фальсификации.

Из этой кампании возник официальный миф о «троцкизме» как отдельном и враждебном большевизму течении. Это была, как иронично заметил сам Троцкий, «теория первородного греха»: что Троцкий никогда по-настоящему не был большевиком, что он «недооценивал крестьянство», что его политическая линия всегда была уклоном в ту или другую сторону. Сталин также начал фальсифицировать историю Октября, преуменьшая ключевую роль Троцкого в восстании и изобретя легенду о «военно-революционном центре», якобы возглавленном им самим.

Намерением Троцкого было воспитать новое поколение революционных марксистов, внутри России и по всему миру, на историческом базисе Октябрьской революции и сделать стратегические выводы, необходимые для сохранения и расширения этой победы. Его главный тезис — что судьба рабочего класса зависела от вопроса революционного руководства, — остается одним из самых важных уроков XX века.

«Социализм в отдельно взятой стране»: Теоретическое знамя бюрократической реакции

Политическая и идеологическая кампания против Троцкого обрела кульминацию в фундаментальной ревизии марксизма и решительном разрыве с интернациональными основами большевизма, — в виде теории «социализма в отдельно взятой стране».

До конца 1924 года ни один ведущий большевик не ставил под сомнение принцип, согласно которому социализм не может быть достигнут в условиях изоляции СССР. Ещё в начале 1924 года сам Сталин соглашался с этим, заявив, что «усилий одной страны, особенно такой крестьянской страны, как Россия, недостаточно» для окончательной победы социализма. Ленин множество раз настаивал на том, что выживание Советской республики зависит от распространения революции на передовые капиталистические страны, особенно в Европе.

Но в декабре 1924 года Сталин изменил курс. Вместе с Бухариным он теперь стал утверждать, что пролетариат «может и должен» построить социализм в одной стране. Теория перманентной революции Троцкого, по словам Сталина, выражала «неверие в силы и способности нашей революции, неверие в силы и способности российского пролетариата — такова подпочва теории “перманентной революции”» (Сталин, «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов», декабрь 1924 г.).

Сталин провозгласил, что теория перманентной революции является «разновидностью меньшевизма», поскольку меньшевики выступали против захвата власти рабочим классом в России на том основании, что страна была экономически отсталой. Это было верхом софистики. Как показал Кристоф в первой части лекции, теория перманентной революции Троцкого гласила, в противовес меньшевистской концепции, что рабочий класс России должен взять власть, ведя за собой крестьянские массы, и создать рабочее государство. Это было и возможно, и необходимо именно из-за глобального характера революции, частью которой была Октябрьская революция.

Сталин превратил эту мысль в «неверие» в «русский пролетариат». Что он действительно имел в виду, так это то, что теория перманентной революции Троцкого основывалась на интернациональной перспективе, на понимании русской революции как части мировой революции. В этом была суть конфликта между троцкизмом и сталинизмом — «теория перманентной революции» против «социализма в отдельно взятой стране».

Товарищ Норт в ответе историку Томасу Твиссу подчеркивает этот момент. Твисс (и, можно добавить, государственные капиталисты) считали, что суть критики Троцким сталинизма заключалась в оппозиции бюрократизму. Но эта оценка неверна. «Проблема советской бюрократии была для Троцкого совершенно второстепенной по отношению к вопросу о революционном интернационализме», — объясняет товарищ Норт.

Он продолжает:

Фактически, действительную природу сталинистской бюрократии можно было понять только в контексте отношения Советского Союза к международной классовой борьбе и судьбе мирового социализма. Как тенденция, возникшая внутри большевистской партии — в условиях поражений, понесенных рабочим классом в Центральной и Западной Европе после Октябрьской революции, — сталинизм представлял собой националистическую реакцию против марксистского интернационализма. Как писал Троцкий всего за год до своего убийства, «можно сказать, что весь “сталинизм”, взятый в теоретической плоскости, вырос из критики теории перманентной революции, как она была формулирована в 1905 году» (Дэвид Норт, предисловие к книге Лев Троцкий и борьба за социализм в XXI веке).

Теория социализма в одной стране была формально принята на XIV съезде партии в 1925 году и стала идеологическим знаменем крепнущей националистической бюрократии. Последствия этого были катастрофическими, как покажут последующие лекции.

Начиная расследование убийства Троцкого Безопасность и Четвертый Интернационал, Рабочая лига по необходимости пересмотрела и развила дальше всю историю троцкистского движения. Яростная оппозиция против этого расследования — особенно со стороны последователей Пабло — была укоренена в их собственном политическом приспособлении к сталинизму. Эта политическая траектория достигла своего законченного выражения в том, что пронизанная агентурной американского государства Социалистическая рабочая партия под руководством Джека Барнса открыто отреклась от теории перманентной революции Троцкого в 1982 году.

Если какой-либо вывод напрашивается из обзора истоков Левой оппозиции, так это то, что существовала непрерывная преемственность между перспективой, которая вдохновляла русскую революцию, и началом борьбы Левой оппозиции под руководством Троцкого против сталинистской бюрократии. Эта историческая преемственность опровергает антикоммунистическую клевету, согласно которой сталинизм был неизбежным следствием Октябрьской революции. Наоборот, то, что сталинизм стремился подавить — путем исключений из партии, клеветы, фальсификаций и, в конечном счете, политического геноцида, — было перспективой мировой социалистической революции, программой революционного марксизма.

Именно для того, чтобы разоблачить эту кампанию клеветы и убийств, и было начато расследование Безопасность и Четвертый Интернационал. Это расследование, благодаря которому линии исторической преемственности были сохранены, а сталинизм и его агенты получил тяжелейший удар. Более того, истинность теории перманентной революции, лежавшей в основе всей этой борьбы, была подтверждена трагедиями и предательствами XX века. Она остается важнейшим теоретическим фундаментом для политической ориентации рабочего класса и молодежи в конвульсивный и революционный период, который разворачивается на наших глазах.