Нижеследующая лекция была прочитана Крисом Марсденом, национальным секретарем Партии Социалистического Равенства (Великобритания), в рамках Международной летней школы ПСР (США), проходившей со 2 по 9 августа 2025 года. Это вторая из трех частей лекции «Интернациональный социализм против национального реформизма», прочитанной Кларой Вайс, Крисом Марсденом и Питером Саймондсом по истории расследования Безопасность и Четвертый Интернационал. Часть 1 была опубликована здесь.

МВСС также рекомендует изучить в дополнение к этой лекции две работы Льва Троцкого: «Период право-центристского сползания» из «Критики программы Коммунистического Интернационала») и главу 8 из брошюры «Куда идет Англия?».

Всеобщая забастовка была начата 3 мая 1926 года в ответ на массированную атаку на заработную плату 1,2 миллиона британских угольщиков в период широкомасштабных рабочих волнений. Британский конгресс тред-юнионов (БКТ — TUC), напуганный ее революционным потенциалом, старался ее подавить, преуспев, в конце концов, 12 мая, всего через девять дней, в навязывании рабочему классу тяжелейшего поражения.

Предпосылки забастовки лежали в боевой реакции британского рабочего класса на усилия правящей элиты по навязыванию жестоких атак на рабочие места, заработную плату и условия труда. Между 1919 и 1921 годами было в три раза больше забастовочных дней, чем в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, — и эта волна забастовок лишь временно прекратилась после «Черной пятницы» 15 апреля 1921 года, когда лидеры железнодорожных и транспортных профсоюзов отказались от своих обязательств бастовать в поддержку шахтеров согласно профсоюзному «тройственному альянсу».

Три года спустя, в 1924 году, рабочие привели к власти лейбористское правительство во главе с Рамсеем Макдональдом, которое все так же подавляло забастовки, прежде чем было свергнуто через девять месяцев в результате антикоммунистической травли после публикации сфабрикованного «Письма Зиновьева», в котором утверждалось, что Коминтерн дал инструкцию Коммунистической партии Великобритании использовать нормализацию британско-советских отношений при лейбористском правительстве для развязывания революции.

Наиболее значительным политическим выражением происходившего тогда устойчивого сдвига рабочего класса влево стал рост влияния Коммунистической партии в профсоюзах. Имея всего 4000 членов в 1923 году, КПВ сыграла ключевую роль в формировании профсоюзной конфедерации Национальное движение меньшинства (НДМ — National Minority Movement), которая, в конечном итоге, охватила более миллиона членов, четверть от общего числа членов профсоюзов, и возглавило кампанию по избранию Артура Джеймса Кука (A.J. Cook) генеральным секретарем профсоюза шахтеров в 1924 году.

Национальное левое движение (National Left-Wing Movement), сформированное в 1925 году, выступало за право КПВ присоединиться к Лейбористской партии и было поддержано на ежегодной конференции Лейбористской партии более чем 400 делегатами.

На этом фоне консервативное правительство Стэнли Болдуина было решительно настроено принять вызов и победить шахтеров, сделав ранее, 31 июля 1925 года, в «Красную пятницу», вывод о том, что оно еще не готово осуществить план срыва забастовки шахтеров, которой была обещана поддержка железнодорожников. Правительство предоставило девятимесячную субсидию владельцам шахт, пока создавало Организацию по поддержанию поставок (Organisation for the Maintenance of Supplies — OMS) для руководства штрейхбрехерскими операциями с участием военных и правых гражданских добровольцев.

14 октября 1925 года полиция совершила рейд на национальную и лондонскую штаб-квартиры КПВ, Лиги молодых коммунистов, Национального движения меньшинства и газеты Workers’ Weekly, — арестовав 12 лидеров КПВ по обвинению в подстрекательстве к мятежу и приговорив их к тюремному заключению на срок от шести месяцев до года. Большинство из них все еще находились в заключении, когда началась всеобщая забастовка. Это вызвало протесты тысяч рабочих. 167 шахтеров из Федерации шахтеров Южного Уэльса были осуждены в связи с забастовкой в июле и августе, а 50 были отправлены в тюрьму.

Правительство, наконец, в открытую выступило против шахтеров, разместив уведомления о локауте на каждой шахте 16 апреля 1926 года, рассчитанные на 14 дней. Локауты начались 30 апреля. Столкнувшись с массовой поддержкой шахтеров, 1 мая БКТ провел специальную конференцию и объявил планы всеобщей забастовки, которая должна была начаться 3 мая. Попытки переговоров были прерваны Болдуином.

Забастовка состоялась, затронув сферы транспорта, полиграфии, сталелитейную и химическую промышленность, строительство, производства электричества и газа. В ней приняло участие более четырех миллионов из пяти с половиной миллионов рабочих, организованных в профсоюзы. Была задействована штрейкбрехерская сила численностью в сотни тысяч, — с военными кораблями, размещенными во всех основных портах. По всей стране происходили жесткие столкновения с полицией и штрейкбрехерами, в которых участвовали тысячи человек.

Были сформированы советы действия, признанные Директоратом разведки «принимающими все более форму советов и в некоторых районах формирующими планы по захвату частной собственности и средств транспорта». Совет действия Восточного Файфа создал свою собственную рабочую милицию из 700 членов. Сообщения о мятежах валлийской гвардии и других полков, отказывающихся атаковать шахтеров, спровоцировали массовые аресты, причем члены КПВ составили 1000 из 2500 арестованных и многих из еще одной тысячи, арестованных позднее.

При первой же возможности, 12 мая, Генеральный совет БКТ пошел с протянутой рукой на Даунинг-стрит, 10 [резиденция премьер-министра]. Они выпрашивали ограниченных мер по защите угольной промышленности и запрету преследований бастующих. Правительство отказалось, но БКТ все равно отменил забастовку. Гнев по поводу этого предательства получил широкое распространение и 13 мая бастовало больше людей, чем за девять дней официальных действий. Но после 13 мая шахтеры были оставлены сражаться в одиночку, прежде чем были вынуждены вернуться на работу в октябре.

Центральное место в поражении забастовки заняла ложная политическая линия, навязанная КПВ Коминтерном под руководством Сталина, Бухарина, Зиновьева и Каменева. Она была охарактеризована Троцким в Критике проекта программы Коммунистического Интернационала 1928 года, как отражение «правоцентристского сползания». Это был резкий разворот от предыдущей линии Коминтерна, типичный для зигзагообразного курса, который он продолжит проводить под руководством Сталина.

Во время событий 1923 года в Германии политика Коминтерна была определена Троцким как «левый авантюризм». Даже на Пятом конгрессе Коминтерна в 1924 году Бухарин был автором перспективы, основанной на «перманентном» развитии революции, которая якобы неумолимо двигалась вперед, не зная поражений, в то время как Левая оппозиция настаивала, что революционная ситуация была упущена, и что теперь настало время оборонительных боев против наступления классового врага.

Конечно, эти политические реалии нельзя было отрицать вечно. Но когда фракция Сталина/Бухарина признала, наконец, наступление периода стабилизации, эта стабилизация рассматривалась ими как ситуация надолго, что был использовано ими для оправдания националистического и оппортунистического курса. Более того, они сделали это в середине 1925 года, когда Троцкий подчеркивал, что становятся очевидны «глубокие трещины» капитализма, особенно в Англии и Китае.

Троцкий объяснял:

Взятый во всем его объеме правый курс был попыткой полуслепого, чисто эмпирического и запоздалого приспособления к задержке революционного развития, вызванной поражением 1923 года… Полтора года понадобилось этому «направлению» [фракции Сталина-Бухарина] после перелома европейской обстановки в 1923 году, чтобы почувствовать нечто новое и панически перейти в свою противоположность.

Советский Союз в то время достиг ограниченных успехов внутри страны, но на основе стабилизации капитализма, которая стала результатом целой серии поражений мировой революции. Однако внешняя ситуация, в которой находился Советский Союз, на самом деле значительно ухудшилась. Троцкий отвергал объективистские объяснения капиталистической рестабилизации, настаивая на том, что это прежде всего следствие ложной линии Коминтерна, поражений и упущенных революционных возможностей, к которым она привела.

В свою очередь, писал Троцкий, «известное разочарование в мировой революции, отчасти охватившее и массы, толкало центристское руководство на сугубо национальные пути, которые вскоре увенчались убогой теорией социализма в одной стране».

Ультралевизна 1924–1925 годов уступила место сдвигу вправо, когда запрещено было делать хоть что-то, что рисковало бы «перепрыгиванием через этапы», что означало политическую адаптацию к колониальной буржуазии, лейбористкой и профсоюзной бюрократии, а внутри СССР — поворот к кулакам и функционерам. Как суммировал Троцкий:

XIV-й съезд провозгласил, что рабочий класс в союзе с трудящимся крестьянством может нанести «окончательный удар» капиталистам своей страны и построить социалистическое общество, даже если на помощь не придет победоносная революция на Западе… раз победа революции на Западе несколько запоздала, то нам, по-видимому, не остается ничего иного, как сложа руки ждать.

Эта националистическая и оппортунистическая политика нашла политическое выражение в Великобритании в политике, проводившейся после образования Англо-русского комитета.

В 1921 году Коминтерн сформулировал политику «единого рабочего фронта». Воплощенная в лозунге «К массам!», цель состояла в том, чтобы активно бросать вызов господству социал-демократических партий и профсоюзов, выступая за сотрудничество «в борьбе за интересы пролетариата». Таким образом, практика классовой борьбы и непримиримая критика коммунистами предательств социал-демократов продемонстрировала бы рабочим необходимость революционной перспективы и руководства.

Англо-русский комитет изображался Коминтерном как реализация этой перспективы. Комитет был сформирован на совместной лондонской конференции советских и британских профсоюзов 6–8 апреля 1925 года с заявленной целью восстановления единства международного профсоюзного движения, обеспечения взаимопомощи и поддержки, противодействия войне и поощрения дружественных отношений между Великобританией и СССР.

Однако, как объяснял Троцкий, вместо того чтобы рассматривать комитет как «эпизодический блок», который следует разорвать «при первом же серьезном испытании, чтобы скомпрометировать Генеральный совет», Сталин, Бухарин, Томский и Зиновьев видели в нем «орудие для планомерной революционизации английских рабочих масс и если не ворота, то подход к воротам, через которые шагнет революция английского пролетариата».

Адаптация к британской профсоюзной бюрократии проявляла себя прежде всего в политическом приспособлении к ее «левым представителям», — в лице Алонзо Свейлса из инженерного профсоюза, Альфреда Пёрселла из профсоюза мебельщиков, Джорджа Хикса из профсоюза каменщиков и лидера Федерации шахтеров Альфреда Джеймса Кука, когда-то члена КПВ.

Эти инициаторы Англо-русского комитета с удовольствием заняли левую позу по вопросам, которые ни к чему их не обязывали на практике и не пересекались с их отношениями с правым крылом. Самое опасное, подчеркивал Троцкий: «Исходной точкой Англо-русского комитета было, как мы уже видели, нетерпеливое стремление перепрыгнуть через молодую и слишком медленно развивающуюся коммунистическую партию».

Как провозглашал Зиновьев в 1924 году на Пятом конгрессе Коминтерна:

В Англии мы переживаем теперь начало новой главы в рабочем движении. Мы не знаем точно, откуда придет коммунистическая массовая партия Англии, только ли через дверь Стюарта-Макмануса [Стюарт и Макманус были тогдашними лидерами КПВ] или через какую-нибудь другую дверь.

Предварительным условием любого соглашения с «левыми», пишет Троцкий в статье «Ошибки правых элементов французской коммунистической Лиги в синдикальном вопросе, было то, что Коммунистическая партия сохраняла свою «полную самостоятельность также и внутри тред-юнионов, выступать от собственного имени по всем принципиальным вопросам, критиковать, когда находит нужным, своих “левых” союзников и завоевывать, таким образом, шаг за шагом доверие масс».

Вместо этого Сталин и другие считали, что для того, чтобы привлечь «широкое течение» к Коммунистическому Интернационалу, критику следует избегать любой ценой. В результате КПВ растворилась на практике как видимая политическая сила, чтобы быть почти полностью замененной в глазах рабочих Национальным движением меньшинства как чисто профсоюзной организации.

Троцкий видел перед собой две политические задачи: 1) опровергнуть позицию, согласно которой капитализм вступил в длительный период стабилизации, без перспективы революционного развития; 2) противостоять правоцентристскому приспособлению к социал-демократии, профсоюзным аппаратам и колониальной буржуазии, осуществлявшегося с предполагаемой целью обеспечения безопасности Советского Союза и облегчения строительства социализма в отдельно взятой стране.

С этой целью в 1925 году он написал брошюру Куда идет Англия?, объясняя глобальные измерения предреволюционного кризиса, охватившего британский капитализм, и, путем уничижительной критики лейбористского движения, осуществляя завуалированную критику линии Коминтерна и защищая ключевую роль, которую должна была сыграть большевистская партия в предстоящих революционных битвах.

Он объясняет в Моей жизни по поводу работы Куда идет Англия?: «По существу книжка направлялась против официальной концепции политбюро, с его надеждами на полевение генерального совета и постепенное, безболезненное проникновение коммунизма в ряды рабочей [Лейбористской] партии и тред-юнионов».

В предисловии к американскому изданию от 24 мая 1925 года Троцкий писал: «Вывод, к которому я прихожу в своем исследовании, таков, что Англия приближается полным ходом к эпохе великих революционных потрясений... Англия идет к революции, потому что для неё наступила эпоха капиталистического заката».

Судьба Британии определялась прежде всего ее упадком как ведущей мировой державы и переход этой роли к Соединенным Штатам, стремление которых к экспансии на мировом рынке могло быть удовлетворено только за счет Британии. Она также столкнулась с растущей конкуренцией со стороны Германии, оправлявшейся от поражения в Первой мировой войне, особенно в отношении угля из Рура. В то же время Британская империя была под угрозой со стороны национальных движений в Индии, Египте и по всему миру. Добыча угля находилась в центре борьбы за реорганизацию британской экономической и социальной жизни, — протекционистские субсидии должны были замениться жестокими сокращениями, даже с риском спровоцировать ожесточенное сопротивление рабочего класса.

Глава «О темпе и сроках», написанная в феврале 1926 года, ясно давала понять, что Троцкий не предсказывал немедленную социалистическую революцию:

Сейчас в Англии вопрос не в том, чтобы назначать «день» революции — до этого еще далеко! — а в том, чтобы ясно понять, что вся объективная обстановка приближает этот «день», вводит его в круг воспитательной и подготовительной политики партии пролетариата, создавая вместе с тем условия для её быстрого революционного формирования.

Назревающий революционный кризис создавал объективные условия для глубокого сдвига в политическом сознании рабочего класса. Куда идет Англия? дает уничижительную критику консерватизма и философии «постепенности», которые пронизывали лейбористское движение. Но в целом полемика Троцкого была сосредоточена на двух вещах:

• Объективная основа для господства рабочей аристократии и усилия по культивированию классового сотрудничества правящим классом рушились вместе с глобальной гегемонией Британии.

• Именно от работы революционной партии зависело, чтобы этот сдвиг в сознании рабочих принял сознательные революционные формы.

В статье «Вопросы английского рабочего движения», опубликованной вскоре после Всеобщей забастовки, Троцкий цитировал отрывки из своей переписки в месяцы, предшествовавшие забастовке, где он объяснял:

Идейное и организационное формирование подлинно революционной, т.е. коммунистической партии, на основе движения масс, мыслимо только при условии постоянного, систематического, непреклонного, неутомимого и непримиримого разоблачения квазилевых вождей всех оттенков, их путаницы, их компромиссов, их недоговоренностей.

В письме, написанном 5 марта, но опубликованном в Правде 25 мая 1926 года, Троцкий дает проницательный анализ взаимосвязи между объективным кризисом британского и мирового империализма и политическими задачами, которые это ставило перед партией:

В Англии, более чем во всей остальной Европе, сознание рабочих масс, особенно их руководящих слоев, отстает от объективной экономической обстановки. Именно по этой линии лежат сейчас главные трудности и опасности.

…Вся нынешняя «надстройка» британского рабочего класса — во всех без исключения оттенках и группировках — является аппаратом революционного торможения. Это предвещает на длительный период напор стихийного и полустихийного движения на рамки старых организаций и формирование на основе этого напора новых революционных организаций.

Одна из важнейших задач — помочь британской коммунистической партии понять и продумать насквозь эту перспективу.

6 мая он писал:

Всеобщая стачка является самой острой формой классовой борьбы. Дальше следует уже только вооруженное восстание. Именно поэтому всеобщая. стачка, больше чем всякая другая форма классовой борьбы, нуждается в ясном, отчетливом, твердом, т.е. революционном руководстве. Такого руководства у нынешней стачки британского пролетариата нет и в помине, и нельзя ждать, чтобы оно появилось сразу, в готовом виде, из-под земли.

…Надо сделать в международном масштабе все, чтобы помочь борющимся и тем облегчить условия их успеха. Но надо отдать себе ясный отчет в том, что успех этот возможен лишь в той мере, в какой британский рабочий класс, в процессе развития и обострения всеобщей стачки, сможет и сумеет обновить свой руководящий персонал.

Американская пословица говорит, что нельзя пересаживаться с лошади на лошадь, когда едешь через быстрый поток. Но эта практическая мудрость верна только в известных пределах. На лошади реформизма никогда еще не удавалось переехать через революционный поток. И класс, который вошел в борьбу под оппортунистическим руководством, вынужден сменять его под огнем неприятеля.

Коминтерн отверг все предупреждения Троцкого и настаивал на том, чтобы КПВ подчинила себя альянсу с БКТ посредством его левого фланга, и чтобы центральным требованием партии и ее печати было «Вся власть Генеральному совету [БКТ]!»

В результате во время всеобщей забастовки ВКП(б) и Коминтерн были низведены этой ложной политической линией к бессилию. Как отметил Троцкий, первое обсуждение забастовки в Политбюро длилось всего 20 минут, а второе — пять минут. В результате была создана комиссия в Париже во главе с Томским при поддержке Коминтерна и Профинтерна, коммунистического профсоюзного объединения, для обсуждения помощи Британии.

К 7 мая в Британию посредством Англо-русского комитета было отправлено два с четвертью миллиона рублей. Но Генеральный совет БКТ, реагирующий на вопли правительства о «красном золоте», отказался от денег. Сталин ответил телеграммой Томскому в Париже, умоляя: «Пожалуйста, помогите, что мы можем сделать?» Деньги позже были приняты профсоюзом шахтеров.

Когда известие о конце всеобщей забастовки пришло в Париж, Томский отправил письмо в КПВ, рекомендуя провозгласить «провал идей консерваторов и частичную моральную победу пролетариата». Сталин был вынужден телеграфировать Томскому после заседания Политбюро 14 мая, вежливо намекая, что «мы верим, что произошел не компромисс, а предательство. Подчинение решению Совета тред-юнионов не уместно, когда рабочие желают продолжать забастовку».

После забастовки Троцкий и Левая оппозиция настаивали на том, чтобы Коминтерн немедленно порвал с БКТ и положил конец Англо-русскому комитету. Миллионы рабочих были в ярости от предательства забастовки и искали альтернативное руководство. Тысячи хлынули в КПВ, численность которой удвоилась за год с 6000 до 12 000. Продажи партийной газеты Workers’ Weekly взлетели до 70 000. Но сталинская фракция Коминтерна усугубила свои оппортунистические ошибки периода забастовки, настаивая на сохранении Англо-русского комитета.

Зиновьев, все более критически настроенный по отношению к линии Коминтерна, которую он же и помог сформировать, осудил сохранение связей с Англо-русским комитетом как большое предательство. Его и Каменева обращение к оценке всеобщей забастовки Троцким как доказательства того, что перспектива «продолжительной стабилизации» была ложной, а также общая критика Англо-русского комитета и других вопросов сыграли основную роль в их решении сформировать летом 1926 года вместе с Троцким Объединенную оппозицию.

При поддержке Троцкого Зиновьев, тогда еще председатель Коминтерна, требовал обсуждения в Политбюро всеобщей забастовки и еще продолжающейся забастовки шахтеров. На это было дано неохотное согласие, — в противовес совету Сталина, который был в отпуске и говорил, чтобы их «отправили к черту». Обсуждение состоялось 3 июня. 2 июня, в преддверии заседания Политбюро, Троцкий написал записку, кратко суммируя свою позицию, которую он выдвину на следующий день. Эти выдержки дают представление о силе критики Троцкого:

Сейчас сторонники того, чтобы все оставить по-старому, часто говорят: «Кто же не знал, что Генеральный совет состоит из реформистов и предателей?» Такая постановка вопроса поверхностна. Наша партия в подавляющем большинстве своем (не говоря уже о беспартийных) не знала, что такое Генеральный совет, ибо мы этого за последние годы никогда не разъяснили, как следовало.

…В статьях мы пишем: Генеральный совет предал английских рабочих; он оказался штрейкбрехером; он вел политику лакея буржуазии. Отсюда следует организационный вывод: мы остаемся в братском содружестве с Генеральным советом. Ни один рабочий этого не поймет. Никто на свете этого не поймет, ни друзья, ни враги.

…Чем же мы должны сейчас руководствоваться в нашем отношении к Генеральному совету: тем ли, что «мы» всегда все знали, или тем, что английские рабочие массы впервые узнали нечто новое и притом исключительно важное? Субъективное аппаратное высокомерие ставится на место политики, опирающейся на подлинный ход развития английского рабочего класса.

В ответ на обвинение «Значит, вы против единого фронта?» он написал:

Если под фронтом понимать искусственное поддержание аппаратного лицемерия, то нельзя не быть против этого. Фронт понятие боевое. Фронт сейчас у английских углекопов против буржуазии, государства и Генерального совета.

…Дело идет не о сохранении опустошенного аппарата, а об усугублении борьбы за сознание английского пролетариата и прежде всего той его части, которая сейчас борется помимо Генерального совета и против него.

Стенограмма заседания 3 июня доступна онлайн на русском языке и может быть автоматически переведена. Она является мощным подтверждением принципиальной политической борьбы Троцкого и подлого и беспринципного характера блока Сталина, Бухарина, Томского и Молотова.

Чтобы передать колорит выступления Троцкого, — вот что он сказал в ответ Томскому:

В течение года при каждом свидании с вами я вам говорил: тов. Томский, если вы думаете, что Персель или Кук сделают революцию, вы ошибаетесь. А вы мне отвечали: «А ваши коммунисты и подавно не сделают революции». Что это, правильное отношение большевика к молодой компартии? У вас неправильное, тред-юнионистское отношение к английскому рабочему движению. Именно вы меня толкнули вашим отношением на путь написания книжки «Куда идет Англия?» А эта книжка целиком посвящена исторической миссии британской компартии против уничижительного взгляда на неё разных «государственных людей». Нет, не вам от меня защищать британскую компартию.

Далее он говорит:

«Мы всегда знали, что они предатели». Конечно, мы архисведущи, мы всегда все знаем. Но английские рабочие массы до генеральной стачки не знали в такой мере и степени, что такое представляет собой Генеральный совет. А поскольку мы его не критиковали и британской компартии нашим поведением не давали критиковать, постольку мы тем самым укрепляли и в глазах революционных рабочих авторитет Генсовета, как он есть.

И теперь, когда огромные массы узнали на грандиозном факте, каков Генсовет, мы этим массам скажем в утешение: мы предлагаем Англо-русский комитет оставить по-старому, так как мы и раньше знали, что там сидят предатели, но позабыли вам это сказать. Не чудовищно ли?

…Масса ценит действие, масса ценит ясность… Как вы скажете рабочему: сменяй вождей, потому что они предатели, когда вы сами от этих вождей не находите решимости оторваться?

Позиция Троцкого, Зиновьева и Каменева была, конечно, отвергнута, а затем полностью отброшена и осуждена.

Пленум Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала 8 июня об уроках всеобщей забастовки настаивал, что «если советские профсоюзы возьмут инициативу в выходе из комитета... это нанесет удар по делу международного единства, это будет глубоко “героический” жест, но политически нецелесообразный и инфантильный».

Чтобы подкрепить эту гнилую линию, XV Всесоюзная конференция ВКП(б) приняла 26 октября 1926 года резолюцию, характеризующую оппозицию следующим образом: «Не веря во внутренние силы нашей революции и впадая в отчаяние из-за задержки мировой революции, оппозиционный блок соскальзывает с основы марксистского анализа классовых сил революции на основу, состоящую из “ультралевого” самообмана и “революционного” авантюризма; он отрицает существование частичной стабилизации капитализма и, следовательно, склоняется к путчизму».

Троцкий кратко оценил последствия предательства всеобщей забастовки в 1931 году в статье «Ошибки правых элементов французской коммунистической Лиги в синдикальном вопросе:

Революционные рабочие растерялись, впали в уныние и, естественно, распространили свое разочарование также и на компартию, которая была только пассивной частью всей механики предательства и измены. Движение меньшинства сошло на нет; компартия вернулась в состояние ничтожной секты. Таким образом, благодаря в корне ложной постановке вопроса о партии, величайшее движение английского пролетариата, приведшее ко всеобщей стачке, не только не потрясло аппарат реакционной бюрократии, но, наоборот, укрепило его и надолго скомпрометировало коммунизм в Великобритании.

В основе своей это подпитывало политическую дезориентацию и деморализацию в Советском Союзе, помогая усилению контроля сталинской фракции над партийным и государственным аппаратом и укрепляя ее пагубное влияние в глобальном масштабе, выраженное посредством Коминтерна, особенно в вопросе о Китайской революции.